a blue guitar, a set of stars, or those exactly who they are
Еще один фичок. довольно вольный и местами вообще отходящий от оригинала перевод, ибо много чего на русском не звучало.)
Название: Оттенки белого
Автор: Verit
Бета: Diana Vert
Вид: фанфик
Размер: 2000 слов
Канон: IDW: MTMTE
Пейринг/Персонажи: Дрифт?Рэтчет
Категория: эээээ джен
Жанр: драма, наверное
Рейтинг: G
Краткое содержание: У Дрифта очень много – слишком много – времени, чтобы подумать о медике; обо всех, кого он оставил позади. Но когда прилетает Рэтчет, он все еще не готов. Рэтчет, впрочем, тоже.
Примечания: читать дальше1. Оригинал - комишн для alfheimr.
2. Empire of Stone теоретически могла произойти за кадром фика, но никаких упоминаний и отсылок к ее событиям нет. На усмотрение читателя.)
3. Дрифт - аромантик.
На английском: Shades of White
читать дальшеДрифт прекрасно знал, как все будет.
Улыбаясь Родимусу, выслушивая безумный план, ступая на борт корабля – он все уже знал; не было никаких сомнений в том, зачем он нужен Праулу. Он понимал, что Родимус не может не принять вызов, и потому он должен был быть там, чтобы принять удар на себя; если не со стороны Оверлорда, то – от испуганной, потерянной команды.
Они бы все равно его никогда не приняли; он всегда оставался бы десептиконом, изгоем, врагом. Дрифт не ожидал ничего иного.
Все, конечно, так и было. Почти. Не совсем.
Он сносил холодные взгляды первого помощника и собственное отсутствие в списке приглашенных на ночные просмотры у Ревайнда – ко всему этому он был готов. Он оказался не готов к тому, как его темное прошлое ничуть не омрачало энтузиазм и дружелюбность Пайпса; к тому, как Ранг мягко улыбался ему и напоминал, что его дверь всегда открыта; к тому, что Сверв видел в нем самого обычного посетителя бара; к тихой, молчаливой поддержке в поле Родимуса.
И к Рэтчету он тоже оказался не готов.
Слова четырехмиллионолетней давности стучали у него в процессоре нестираемой строкой кода.
Дрифт так долго принимал их как данность. Медик из Дэд-Энда и не подозревал, насколько его слова... повлияли на Дрифта – на Дэдлока – и пусть. Сам он знал; этого хватало.
Он просто не ожидал, что прошлое доберется до него вот так. Вечно хмурое, разочарованное, с оскорблениями и единственной протянутой к нему рукой.
Так странно понимать это теперь. В жизни Дрифта было столько разных мехов, которые хватали его за искру, которые так много значили, и вот теперь он думал о том, кто был... не важен. Чье присутствие в жизни Дрифта долгое время оставалось одним крошечным мгновением.
Он часто цеплялся за других. Со стороны это, может, всегда выглядело одинаково, но сам Дрифт – о, он видел эти отношения в совершенно разных оттенках. Уважение, восхищение, трепет, зависть, принятие, понимание, беспокойство, тоска – все это смешивалось в разных пропорциях и сжимало искру.
Когда-то давно Дрифт пытался цепляться за понятия: conjunx endurae, amica endurae – не различая их. Спросить было некого, кроме бесконечно далеких от него мехов. В Дэд-Энде такими словами бросались то в шутку, то с издевкой – Дрифт пытался примерить их на себя, смотрел на Гаскета, лежащего рядом, и пытался понять. Тот никогда не делал ничего такого – ничего, что Дрифту было бы неприятно, – он только иногда прижимал его к себе или устраивал ему сеанс “полировки”, в течение которого размазывал грязь по когда-то белой броне. Но важно было не это, а сами прикосновение, тепло другого меха рядом, и Дрифт проваливался в малоэффективное подобие подзарядки, думая, как бы другие назвали их отношения.
Но никаких “других” рядом не было.
И Дрифт никогда, никогда не думал о юном, энергичном и все же усталом медике с ласковыми руками. Никогда не думал о нем вот так. Никогда не подумал бы, что спустя четыре миллиона лет, целую войну, две стороны, одну смерть – нет, тысячи смертей, – он окажется на задворках галактики и будет вспоминать медика с непонятной ноющей болью внутри.
Он вонзает клинок в очередного отчаянного десептикона-одиночку, выплескивая тоску в бессмысленную жестокость, которую так давно хотел оставить позади.
*
Дрифт знал, как все будет, и Дрифт знает, как это пережить. Он справляется со всем, даже с ненужными мыслями. Он почти смирился.
Но когда появляется Рэтчет – слишком рано, невыносимо рано, – Дрифт просто не готов. И Рэтчет – уверенный, все-на-свете-знающий Рэтчет – как будто сам не до конца понимает, что он здесь делает. В его поле, на фейсплейте мечник легко читает растерянность. Это было бы смешно, если бы не было так страшно и неправильно. Дрифт прекрасно помнит и Дельфи, и Оверлорда, и медцентр – эту незыблемую твердыню спокойствия: Рэтчет всегда держал все под контролем. Он не должен стоять здесь, будто бы не понимая, что он забыл на этой оставленной Праймусом планете.
Он вообще быть здесь не должен.
Дрифт уже готов сообщить это ему, как вдруг с Рэтчета сходит некий транс, и он безапеляционнобезапелляционно велит Дрифту собираться домой.
“Домой”.
Да. Разумеется. Бывший кон не удостаивает этого даже смешком – он просто поворачивается к кораблю и продолжает размазывать по нему грязь. Лить. Тот никогда не блистал белизной.
Но он чувствует медика, его напряженно подрагивающее поле – прямо за своей спиной; он не может игнорировать тот факт, что тот бросил все – как он вообще мог бросить "Лост Лайт"? Как они могли его отпустить? – чтобы прилететь сюда. За… за Дрифтом.
Нет, нет-нет-нет, это слишком, это невыносимо, даже думать об этом – невозможно.
– Ты зря прилетел, – роняет Дрифт и едва не дергается. Меньше всего ему хотелось бы отталкивать Рэтчета, но, Праймус, разве можно это вынести?
– А ты зря улетел! – немедленно возражает тот. – Родимус не должен был...
Дрифт замирает.
– Я сам его попросил! – не успев даже подумать, восклицает он. – Разве он не…
– Да лить я хотел, – непривычно грубо отвечает медик. – Даже если ты лично решил взять на себя всю вину, какого шлака понадобилось выкидывать тебя с корабля? И позволь мне заметить, насколько идиотским...
– Ты вообще не слушаешь! – Дрифт резко поворачивается к нему. – Скажи просто сразу, что все мои действия были огромной ошибкой, и все!
– Я не…
– А, и, конечно, все мехи, за которых я стою, это с моей стороны еще одна колоссальная…
– Дрифт! – рявкает Рэтчет, но он не смотрит зло, всего лишь… пораженно. С наноклик он молчит, как будто сомневаясь, и Дрифт едва верит своим оптикам. – Я… пришел сюда не для того, чтобы обвинять тебя во всем. И вообще обвинять.
– Неужели? И зачем тогда? – огрызается Дрифт.
Слова звучат резко – не более, чем всегда было, но резко – , и Дрифт прекрасно знает, что должен протягивать руку в ответ.
Но зачем, зачем Рэтчет все усложняет? Зачем превращает их взаимодействие во что-то новое, незнакомое, неприятное, тепло-холодное и болезненное? Нет, нет-нет-нет, вот уж точно нет. Он так долго привыкал к этому, к тому, что его... что его отталкивают. Ничего уже не изменится. Гораздо лучше принять меры заранее, пока мех не оказался слишком близко.
Вот только Рэтчет уже слишком близко, Дрифт, Дрифт, кого ты обманываешь?
Наконец, медик закатывает оптики – что-то знакомое, родное, на что Дрифт может опереться; ось, вокруг которой можно вращаться.
– Просто… прекрати валять дурака и полетели отсюда! – раздраженно выдает тот.
Он расстроен – Дрифт видит, Дрифт чувствует. И молчит, не отмечая даже негативной энергии, исходящей от ауры Рэтчета. Он так устал. Все происходит совсем не так, как он себе представлял – нет, конечно, он не смел и представить именно этого, но если бы вдруг, по счастливому стечению обстоятельств, он снова встретил “Лост Лайт”, или, быть может, они бы нашли Рыцарей (а они могли – они найдут – он это знал), и квест закончился, и вот тогда, может быть...
Он представлял, как будет говорить с Рэтчетом, представлял его доброту, понимание, принятие. Лежа на спине и уставившись в безжалостное небо, он представлял, как они встретятся снова, и эти встречи всегда были окрашены некой безмятежностью. Дрифт даже не знает, когда Рэтчет начал для него олицетворять что-то спокойное и мирное.
И все это не важно, потому что настоящий Рэтчет расстроен и, возможно, зол, и Дрифт понятия не имеет, что делать с этим неидеальным вариантом развития событий, и просто оставляет медика снаружи. Последнее, что он слышит – фырканье, и едва не улыбается.
*
Рэтчет находит его на крошечном мостике корабля. Прошло уже какое-то время, и медик исчезал из поля зрения Дрифта – вероятно, возвращался к своему шаттлу.
Он мог бы просто уйти и не вернуться, но об этом Дрифт старательно не думает.
– У него движок на старте отвалится, – выражает свое мнение Рэтчет. Ему явно неловко, но Дрифт молчит. – Как насчет полететь на моем?
Дрифт только что закончил вводить новый пункт назначения в бортовой компьютер. Он может так прямо и сказать Рэтчету – сказать, что здесь нечего спасать, некого исцелять, что стоит просто, наверное, сдаться.
– Прости, – тихо говорит он. – Я…
– Нет, – перебивает его медик, а потом продолжает, мягче: – Н-не тебе надо извиняться.
В его голосе что-то пугающе беззащитное, и Дрифт оборачивается. Рэтчет протягивает ему руку – опять, – ладонью вверх, медленно разжимая пальцы, чтобы открыть взгляду крошечную красно-белую фигурку. С миниатюрным мечом за спиной и удивленным выражением лица.
Дрифт долго смотрит на нее, а потом поднимает оптики.
Рэтчет тяжело вентилирует.
– Все это время я… – он качает шлемом и начинает заново: – Послушай, это я, я должен просить прощения. Что не прилетел раньше. В результате тот, кто даже тебя не знал, напомнил мне о том, что… что я…. – он морщится. – Просто хотел, чтобы ты знал: я этого не поддерживал. Даже до того, как Ро… еще когда мы не знали правды. Я никогда не одобрял.
Рэтчет говорит так, будто слова из него вытягивают по крупице, будто мнемохирургические иглы выцепляют одно за другим. Но Дрифту уже и так достаточно; он слышит то, чего медик не произносит вслух.
Я верил в тебя, даже когда не знал правды.
Внутри расползается что-то мерзкое – что-то знакомое. Знакомая слабость.
– Рэтчет, я… – Дрифт кривится, не в силах продолжить. – Почему?
Рэтчет берет его руку и вкладывает фигурку в ладонь, сжимая их пальцы вместе.
– Она должна быть у тебя.
Да нет, шлак. Нет.
– Почему? – выдавливает он снова.
Рэтчет все смотрит на него, мягко, задумчиво, но без жалости и без сожаления.
– Ты особенный, – наконец произносит он, без эмоциональной окраски, будто выдает диагноз пациенту, ровно как миллионы лет назад. Но руки его такие же ласковые, как всегда. Как было всегда.
Дрифт опускает шлем, стискивая денты, и чувствует вторую руку – еще одну знакомую красную руку – на своем наплечнике. Рэтчет не шагает ближе, но его электромагнитное поле тянется вперед, к полю Дрифта, медленно и неотвратимо.
Воздух между ними подрагивает, и Дрифт чувствует невыносимую потребность сказать и быть услышанным, но это невозможно. Что-то пафосное и прочувствованное – совсем не для них, и больше всего он боится быть неправильно понятым.
Но он держался за эти два слова, когда не оставалось больше ничего, когда они переставали что-то значить, меняли полярность, когда он был Дрифтом, Дэдлоком и снова Дрифтом; и вместе с тем сейчас они значат больше, чем когда-либо.
От того, кто Дрифту ничем не обязан.
Он опускает шлем еще больше, почти вжимая его в собственный корпус, и делает неловкий шаг вперед. Мечи звенят о корпус Рэтчета – какое неудачное напоминание о том, кем он был и остался. Убийцей.
Конечно, Дрифт мог бы желать, чтобы Рэтчет сказал ему, что это не важно (но это важно), что все это в прошлом (это не так), что Дрифт – уже не тот мех (и он изменился, да, но отнюдь не так, как порой хотелось бы думать). Дрифт может молить об этом – молча. И в какой-то параллельной вселенной Рэтчет даже может все это сказать, но все совсем, совсем не так.
Дрифт проглатывает свои чувства и делает первый шаг.
– Я все еще поверить не могу, – шепчет он и чувствует почти физическое напряжение в корпусе Рэтчета. – Я правда не могу поверить, что услышал, как ты извиняешься.
Он поднимает шлем медленно, но успевает увидеть смену выражений на фейсплейте медика. Это завораживающее зрелище: потрясение переходит в недоверие, затем – подозрение, понимание и... и едва заметное удовлетворение.
– Вот только не привыкай, – ворчит Рэтчет, и Дрифт успевает заметить, как тот едва не скрещивает руки на честплейте, но… оставляет их на месте.
– Ты так говоришь, как будто я в твоем отношении еще питаю какие-то иллюзии, – щедро отвечает Дрифт с тенью улыбки на губах.
– Это ты не питаешь иллюзий? – медик закатывает оптики. – Пожалуй, самое время поверить в Праймуса, это просто чудо.
Дрифт смеется. Рэтчет вздрагивает от удивления, но затем расплывается в улыбке – бывший кон не уверен даже, что видел ее когда-нибудь за последние четыре миллиона лет.
– Просто заткнись, – выдыхает он и прижимается лбом ко лбу.
Это выходит как-то случайно, ненамеренно, но тот уже так близко. Он всегда был близко, и все, что может Дрифт, – принять это.
Ведь Рэтчет принимает его, и эта мысль скользит по его системам, неся с собой тепло, размазывая его по холодной белизне. И если это тепло, это принятие, поле совсем рядом, звенящее тихой радостью, – если это каким-то образом не так “правильно”, как то, что есть у других, – да какая ему разница.
И как это ни удивительно, медику тоже, кажется, все равно.
Но он всегда был особенным.
Название: Оттенки белого
Автор: Verit
Бета: Diana Vert
Вид: фанфик
Размер: 2000 слов
Канон: IDW: MTMTE
Пейринг/Персонажи: Дрифт?Рэтчет
Категория: эээээ джен
Жанр: драма, наверное
Рейтинг: G
Краткое содержание: У Дрифта очень много – слишком много – времени, чтобы подумать о медике; обо всех, кого он оставил позади. Но когда прилетает Рэтчет, он все еще не готов. Рэтчет, впрочем, тоже.
Примечания: читать дальше1. Оригинал - комишн для alfheimr.
2. Empire of Stone теоретически могла произойти за кадром фика, но никаких упоминаний и отсылок к ее событиям нет. На усмотрение читателя.)
3. Дрифт - аромантик.
На английском: Shades of White
читать дальшеДрифт прекрасно знал, как все будет.
Улыбаясь Родимусу, выслушивая безумный план, ступая на борт корабля – он все уже знал; не было никаких сомнений в том, зачем он нужен Праулу. Он понимал, что Родимус не может не принять вызов, и потому он должен был быть там, чтобы принять удар на себя; если не со стороны Оверлорда, то – от испуганной, потерянной команды.
Они бы все равно его никогда не приняли; он всегда оставался бы десептиконом, изгоем, врагом. Дрифт не ожидал ничего иного.
Все, конечно, так и было. Почти. Не совсем.
Он сносил холодные взгляды первого помощника и собственное отсутствие в списке приглашенных на ночные просмотры у Ревайнда – ко всему этому он был готов. Он оказался не готов к тому, как его темное прошлое ничуть не омрачало энтузиазм и дружелюбность Пайпса; к тому, как Ранг мягко улыбался ему и напоминал, что его дверь всегда открыта; к тому, что Сверв видел в нем самого обычного посетителя бара; к тихой, молчаливой поддержке в поле Родимуса.
И к Рэтчету он тоже оказался не готов.
Слова четырехмиллионолетней давности стучали у него в процессоре нестираемой строкой кода.
Дрифт так долго принимал их как данность. Медик из Дэд-Энда и не подозревал, насколько его слова... повлияли на Дрифта – на Дэдлока – и пусть. Сам он знал; этого хватало.
Он просто не ожидал, что прошлое доберется до него вот так. Вечно хмурое, разочарованное, с оскорблениями и единственной протянутой к нему рукой.
Так странно понимать это теперь. В жизни Дрифта было столько разных мехов, которые хватали его за искру, которые так много значили, и вот теперь он думал о том, кто был... не важен. Чье присутствие в жизни Дрифта долгое время оставалось одним крошечным мгновением.
Он часто цеплялся за других. Со стороны это, может, всегда выглядело одинаково, но сам Дрифт – о, он видел эти отношения в совершенно разных оттенках. Уважение, восхищение, трепет, зависть, принятие, понимание, беспокойство, тоска – все это смешивалось в разных пропорциях и сжимало искру.
Когда-то давно Дрифт пытался цепляться за понятия: conjunx endurae, amica endurae – не различая их. Спросить было некого, кроме бесконечно далеких от него мехов. В Дэд-Энде такими словами бросались то в шутку, то с издевкой – Дрифт пытался примерить их на себя, смотрел на Гаскета, лежащего рядом, и пытался понять. Тот никогда не делал ничего такого – ничего, что Дрифту было бы неприятно, – он только иногда прижимал его к себе или устраивал ему сеанс “полировки”, в течение которого размазывал грязь по когда-то белой броне. Но важно было не это, а сами прикосновение, тепло другого меха рядом, и Дрифт проваливался в малоэффективное подобие подзарядки, думая, как бы другие назвали их отношения.
Но никаких “других” рядом не было.
И Дрифт никогда, никогда не думал о юном, энергичном и все же усталом медике с ласковыми руками. Никогда не думал о нем вот так. Никогда не подумал бы, что спустя четыре миллиона лет, целую войну, две стороны, одну смерть – нет, тысячи смертей, – он окажется на задворках галактики и будет вспоминать медика с непонятной ноющей болью внутри.
Он вонзает клинок в очередного отчаянного десептикона-одиночку, выплескивая тоску в бессмысленную жестокость, которую так давно хотел оставить позади.
*
Дрифт знал, как все будет, и Дрифт знает, как это пережить. Он справляется со всем, даже с ненужными мыслями. Он почти смирился.
Но когда появляется Рэтчет – слишком рано, невыносимо рано, – Дрифт просто не готов. И Рэтчет – уверенный, все-на-свете-знающий Рэтчет – как будто сам не до конца понимает, что он здесь делает. В его поле, на фейсплейте мечник легко читает растерянность. Это было бы смешно, если бы не было так страшно и неправильно. Дрифт прекрасно помнит и Дельфи, и Оверлорда, и медцентр – эту незыблемую твердыню спокойствия: Рэтчет всегда держал все под контролем. Он не должен стоять здесь, будто бы не понимая, что он забыл на этой оставленной Праймусом планете.
Он вообще быть здесь не должен.
Дрифт уже готов сообщить это ему, как вдруг с Рэтчета сходит некий транс, и он безапеляционнобезапелляционно велит Дрифту собираться домой.
“Домой”.
Да. Разумеется. Бывший кон не удостаивает этого даже смешком – он просто поворачивается к кораблю и продолжает размазывать по нему грязь. Лить. Тот никогда не блистал белизной.
Но он чувствует медика, его напряженно подрагивающее поле – прямо за своей спиной; он не может игнорировать тот факт, что тот бросил все – как он вообще мог бросить "Лост Лайт"? Как они могли его отпустить? – чтобы прилететь сюда. За… за Дрифтом.
Нет, нет-нет-нет, это слишком, это невыносимо, даже думать об этом – невозможно.
– Ты зря прилетел, – роняет Дрифт и едва не дергается. Меньше всего ему хотелось бы отталкивать Рэтчета, но, Праймус, разве можно это вынести?
– А ты зря улетел! – немедленно возражает тот. – Родимус не должен был...
Дрифт замирает.
– Я сам его попросил! – не успев даже подумать, восклицает он. – Разве он не…
– Да лить я хотел, – непривычно грубо отвечает медик. – Даже если ты лично решил взять на себя всю вину, какого шлака понадобилось выкидывать тебя с корабля? И позволь мне заметить, насколько идиотским...
– Ты вообще не слушаешь! – Дрифт резко поворачивается к нему. – Скажи просто сразу, что все мои действия были огромной ошибкой, и все!
– Я не…
– А, и, конечно, все мехи, за которых я стою, это с моей стороны еще одна колоссальная…
– Дрифт! – рявкает Рэтчет, но он не смотрит зло, всего лишь… пораженно. С наноклик он молчит, как будто сомневаясь, и Дрифт едва верит своим оптикам. – Я… пришел сюда не для того, чтобы обвинять тебя во всем. И вообще обвинять.
– Неужели? И зачем тогда? – огрызается Дрифт.
Слова звучат резко – не более, чем всегда было, но резко – , и Дрифт прекрасно знает, что должен протягивать руку в ответ.
Но зачем, зачем Рэтчет все усложняет? Зачем превращает их взаимодействие во что-то новое, незнакомое, неприятное, тепло-холодное и болезненное? Нет, нет-нет-нет, вот уж точно нет. Он так долго привыкал к этому, к тому, что его... что его отталкивают. Ничего уже не изменится. Гораздо лучше принять меры заранее, пока мех не оказался слишком близко.
Вот только Рэтчет уже слишком близко, Дрифт, Дрифт, кого ты обманываешь?
Наконец, медик закатывает оптики – что-то знакомое, родное, на что Дрифт может опереться; ось, вокруг которой можно вращаться.
– Просто… прекрати валять дурака и полетели отсюда! – раздраженно выдает тот.
Он расстроен – Дрифт видит, Дрифт чувствует. И молчит, не отмечая даже негативной энергии, исходящей от ауры Рэтчета. Он так устал. Все происходит совсем не так, как он себе представлял – нет, конечно, он не смел и представить именно этого, но если бы вдруг, по счастливому стечению обстоятельств, он снова встретил “Лост Лайт”, или, быть может, они бы нашли Рыцарей (а они могли – они найдут – он это знал), и квест закончился, и вот тогда, может быть...
Он представлял, как будет говорить с Рэтчетом, представлял его доброту, понимание, принятие. Лежа на спине и уставившись в безжалостное небо, он представлял, как они встретятся снова, и эти встречи всегда были окрашены некой безмятежностью. Дрифт даже не знает, когда Рэтчет начал для него олицетворять что-то спокойное и мирное.
И все это не важно, потому что настоящий Рэтчет расстроен и, возможно, зол, и Дрифт понятия не имеет, что делать с этим неидеальным вариантом развития событий, и просто оставляет медика снаружи. Последнее, что он слышит – фырканье, и едва не улыбается.
*
Рэтчет находит его на крошечном мостике корабля. Прошло уже какое-то время, и медик исчезал из поля зрения Дрифта – вероятно, возвращался к своему шаттлу.
Он мог бы просто уйти и не вернуться, но об этом Дрифт старательно не думает.
– У него движок на старте отвалится, – выражает свое мнение Рэтчет. Ему явно неловко, но Дрифт молчит. – Как насчет полететь на моем?
Дрифт только что закончил вводить новый пункт назначения в бортовой компьютер. Он может так прямо и сказать Рэтчету – сказать, что здесь нечего спасать, некого исцелять, что стоит просто, наверное, сдаться.
– Прости, – тихо говорит он. – Я…
– Нет, – перебивает его медик, а потом продолжает, мягче: – Н-не тебе надо извиняться.
В его голосе что-то пугающе беззащитное, и Дрифт оборачивается. Рэтчет протягивает ему руку – опять, – ладонью вверх, медленно разжимая пальцы, чтобы открыть взгляду крошечную красно-белую фигурку. С миниатюрным мечом за спиной и удивленным выражением лица.
Дрифт долго смотрит на нее, а потом поднимает оптики.
Рэтчет тяжело вентилирует.
– Все это время я… – он качает шлемом и начинает заново: – Послушай, это я, я должен просить прощения. Что не прилетел раньше. В результате тот, кто даже тебя не знал, напомнил мне о том, что… что я…. – он морщится. – Просто хотел, чтобы ты знал: я этого не поддерживал. Даже до того, как Ро… еще когда мы не знали правды. Я никогда не одобрял.
Рэтчет говорит так, будто слова из него вытягивают по крупице, будто мнемохирургические иглы выцепляют одно за другим. Но Дрифту уже и так достаточно; он слышит то, чего медик не произносит вслух.
Я верил в тебя, даже когда не знал правды.
Внутри расползается что-то мерзкое – что-то знакомое. Знакомая слабость.
– Рэтчет, я… – Дрифт кривится, не в силах продолжить. – Почему?
Рэтчет берет его руку и вкладывает фигурку в ладонь, сжимая их пальцы вместе.
– Она должна быть у тебя.
Да нет, шлак. Нет.
– Почему? – выдавливает он снова.
Рэтчет все смотрит на него, мягко, задумчиво, но без жалости и без сожаления.
– Ты особенный, – наконец произносит он, без эмоциональной окраски, будто выдает диагноз пациенту, ровно как миллионы лет назад. Но руки его такие же ласковые, как всегда. Как было всегда.
Дрифт опускает шлем, стискивая денты, и чувствует вторую руку – еще одну знакомую красную руку – на своем наплечнике. Рэтчет не шагает ближе, но его электромагнитное поле тянется вперед, к полю Дрифта, медленно и неотвратимо.
Воздух между ними подрагивает, и Дрифт чувствует невыносимую потребность сказать и быть услышанным, но это невозможно. Что-то пафосное и прочувствованное – совсем не для них, и больше всего он боится быть неправильно понятым.
Но он держался за эти два слова, когда не оставалось больше ничего, когда они переставали что-то значить, меняли полярность, когда он был Дрифтом, Дэдлоком и снова Дрифтом; и вместе с тем сейчас они значат больше, чем когда-либо.
От того, кто Дрифту ничем не обязан.
Он опускает шлем еще больше, почти вжимая его в собственный корпус, и делает неловкий шаг вперед. Мечи звенят о корпус Рэтчета – какое неудачное напоминание о том, кем он был и остался. Убийцей.
Конечно, Дрифт мог бы желать, чтобы Рэтчет сказал ему, что это не важно (но это важно), что все это в прошлом (это не так), что Дрифт – уже не тот мех (и он изменился, да, но отнюдь не так, как порой хотелось бы думать). Дрифт может молить об этом – молча. И в какой-то параллельной вселенной Рэтчет даже может все это сказать, но все совсем, совсем не так.
Дрифт проглатывает свои чувства и делает первый шаг.
– Я все еще поверить не могу, – шепчет он и чувствует почти физическое напряжение в корпусе Рэтчета. – Я правда не могу поверить, что услышал, как ты извиняешься.
Он поднимает шлем медленно, но успевает увидеть смену выражений на фейсплейте медика. Это завораживающее зрелище: потрясение переходит в недоверие, затем – подозрение, понимание и... и едва заметное удовлетворение.
– Вот только не привыкай, – ворчит Рэтчет, и Дрифт успевает заметить, как тот едва не скрещивает руки на честплейте, но… оставляет их на месте.
– Ты так говоришь, как будто я в твоем отношении еще питаю какие-то иллюзии, – щедро отвечает Дрифт с тенью улыбки на губах.
– Это ты не питаешь иллюзий? – медик закатывает оптики. – Пожалуй, самое время поверить в Праймуса, это просто чудо.
Дрифт смеется. Рэтчет вздрагивает от удивления, но затем расплывается в улыбке – бывший кон не уверен даже, что видел ее когда-нибудь за последние четыре миллиона лет.
– Просто заткнись, – выдыхает он и прижимается лбом ко лбу.
Это выходит как-то случайно, ненамеренно, но тот уже так близко. Он всегда был близко, и все, что может Дрифт, – принять это.
Ведь Рэтчет принимает его, и эта мысль скользит по его системам, неся с собой тепло, размазывая его по холодной белизне. И если это тепло, это принятие, поле совсем рядом, звенящее тихой радостью, – если это каким-то образом не так “правильно”, как то, что есть у других, – да какая ему разница.
И как это ни удивительно, медику тоже, кажется, все равно.
Но он всегда был особенным.
@темы: вселенная: IDW, комикс: MTMTE, творчество: фанфик, G